190 лет назад на российский трон сел знаменитый «жандарм Европы»

Со школьной скамьи мы помним об этом человеке только самое «лучшее»

В голове каждого советского школьника прочно складывался набор характеристик, почерпнутых из программы по истории и литературе: «Николай Палкин», «жандарм Европы», «палач декабристов»… Недобрый и безраздельный повелитель «страны рабов», позорно проигравший Крымскую войну из-за «отсталости и косности режима самодержавия». И всё это он, Николай I. На этот год приходится сразу два юбилея 11-го российского императора: этим летом, 6 июля, исполнилось 220 лет со дня его рождения, а 3 сентября — 190 лет с момента его коронации, отсчёта новой эпохи — Николаевской.

Со школьной скамьи мы помним об этом человеке только самое «лучшее»

А между тем к царю Николаю Павловичу можно было приложить целый ряд диаметрально противоположных характеристик: «Николай Бескровный» (в противовес Николаю II «Кровавому» — ибо пятеро декабристов оказались единственными казнёнными за всё время правления Николая Павловича); «первый индустриализатор» Российского государства — при нём была построена первая железная дорога, введены в эксплуатацию первые дороги с твёрдым покрытием, объём машиностроительной продукции вырос за тридцать лет его правления в 30 раз, была создана — как принципиально новый слой общества — техническая интеллигенция (и основан Технологический университет в Петербурге).

В декабре 2015 г. в Саратове на территории школы № 95 (ранее — Мариинский институт благородных девиц, основанный по императорскому указу в 1839 г.) был торжественно открыт памятник Николаю I. У среднестатистического горожанина сразу возникает резонный вопрос: зачем ставить памятник «тирану», который и до Саратова-то ни разу не доехал?..

А вот теперь обо всём по порядку.

 

Прививка от революции

Сразу поднимем наиболее «чувствительный» — декабристский — вопрос: а что ему оставалось делать?.. Кратковременный коллапс власти, возникший после смерти Александра I, не вина, а беда Николая Павловича, и он этот вопрос решил эффективно и без лишних жертв. А что ещё делать с людьми, выходящими на Сенатскую с оружием в руках и нарушающими офицерскую присягу, выводящими полки?.. Как разговаривать с романтиками-реформаторами, которые в своих программных документах предлагают: 1) распустить армию; 2) разделить Россию, якобы искусственное, разнородное и спаянное только безмерным деспотизмом государственное образование на 13 «мини-Раш»; 3) казнить императорскую семью и ввести республику?.. И так далее. Николай Павлович лично вёл допрос и держал руку на пульсе в ходе следствия, а потом из 36 осуждённых на казнь декабристов помиловал всех, кроме тех самых пятерых… (Для сравнения: в ходе французской революции 1848 г. только за три дня в Париже без суда и следствия были уничтожены 11 тыс. человек.)

Собственно, антиреволюционная прививка и крайняя неприязнь к разного рода рискованным преобразованиям у Николая Павловича была с детства, кроме того, она обусловлена событиями в его семье: отец, Павел I, инициатор весьма смелых преобразований — убит заговорщиками; брат, Александр I, играл в либерализм и в конечном итоге выпестовал ПЕСТЕЛЕЙ и КАХОВСКИХ; а если продолжать логический ряд, то сын Николая I, Александр II «Освободитель», пошёл на столь долго ожидаемые и благословенные реформы — и страна погрузилась в смуту и глубокий экономический и общественный кризис.

«Россия на пороге революции, но, клянусь, она не проникнет в неё, пока во мне остаётся дыхание жизни…» Это было программное заявление Николая Павловича на самой заре его царствования, и слово своё он сдержал. Понятие «революция» Николай Павлович понимал по-своему. Для кого-то это поворот, решительное и долгожданное обновление строя и общества; само слово «поворот» по-латински звучит как «революция», а вот в переводе на греческий — как «катастрофа», чудовищный слом и крах существующего порядка…

 

Закон по стойке «смирррно!»  

Абсолютизм часто понимается как беззаконие, как произвол одного-единственного человека, который действует по принципу «что хочу — то ворочу». Это так, если этот человек — КАЛИГУЛА, Иван ГРОЗНЫЙ или хотя бы Людовик XV с его дивной фразой «после нас — хоть потоп». Но Николай Павлович трактовал абсолютную власть совсем по-другому, и будь он таким деспотом, каким его рисуют, то не привлёк бы к работе над обновлением законодательной базы гениального Михаила СПЕРАНСКОГО. Как известно, при предыдущем царе, в 1809-1811-м, Михаил Михайлович работал над Гражданским уложением в духе классического либерализма, желая создать институт гражданских свобод, в верности которому будет клясться (!) сам император. О, какое это ограничение власти главы государства!.. Николай I же рекомендовал Сперанскому кодифицировать государственное право совершенно в ином ключе: упорядочить жизнь подданных абсолютистского государства так, чтобы не была затронута власть его распорядителя.

И Сперанскому это удалось: свод законов 1832 г. из 36 тыс. глав доскональнейшим образом регламентировал каждый чих жителя Российской империи, а надзирал за этим чихом, конечно, он — Николай I. «Он чистосердечно и искренне верил, что в состоянии всё видеть своими глазами, всё слышать своими ушами, всё регламентировать по своему разумению, всё преобразовать своею волею», — пишет Анна ТЮТЧЕВА, дочь великого поэта, оставившая после себя в мемуарах одни из сильнейших свидетельств николаевской эпохи. Да! Николай I, человек прямолинейный и честный, на полном серьёзе полагал, что до слуха и ока государева должны доходить каждый звук и каждое шевеление в огромной империи. Заблуждение, которому поддавались многие правители, включая великого Наполеона…

Ибо даже сейчас, в эпоху Всемирной сети, системы GPS и интернет-камер, такой тотальный контроль невозможен технологически. А уж во времена Николая Павловича данное заблуждение живо породило систему тотальной коррупции и самоуправства на местах. Думается, батюшка-царь что-то такое подозревал, потому назначал на посты людей из близкой ему с детства военной среды: «Военный человек, как привыкший не рассуждать, но исполнять и способный приучить других к исполнению без рассуждений, считался лучшим, самым способным начальником везде», — писал КАРАМЗИН. Понятно, что такая кадровая политика дурно влияла на гибкость системы госуправления и приводила к осложнениям и недоразумениям.

Достался военный «кадр» и Саратовской губернии: в 1846-1854 гг. ею управлял генерал-майор Матвей КОЖЕВНИКОВ. Этот губернатор прославился своей очаровательной привычкой принимать посетителей в украшенном золотом и драгоценностями казачьем седле — в молодости Матвей Львович служил в Уральском казачьем войске…

 

Николаевская эпоха на саратовском дворе

В общей сложности за время правления Николая I в Саратовской губернии сменилось восемь губернаторов. Среди них были люди выдающиеся. Это Алексей СТЕПАНОВ (занимал пост в 1835-1837 гг.) — бывший адъютант СУВОРОВА и участник знаменитого перехода через Альпы; до Саратовской он десять лет возглавлял Енисейскую губернию и удостоился многих слов благодарности от декабристов, отбывавших там ссылку. Это Андрей ФАДЕЕВ (1841-1846), дед великого реформатора Сергея ВИТТЕ. Наконец, это Илларион БИБИКОВ, человек умнейший и образованнейший, к слову, женатый на сестре знаменитого декабриста МУРАВЬЁВА-АПОСТОЛА Екатерине. Именно Иллариону Михайловичу в июне 1837-го выпала честь принимать в Саратове наследника престола, будущего императора Александра II.

За год того, в 1836-м, в наш город с инспекционной поездкой — на предмет проверки саратовского гарнизона и военного городка — собрался и сам глава государства, однако не доехал: в Пензенской губернии, близ городка Чембар понесли кони, коляска, где находились сам император и легендарный шеф Третьего отделения БЕНКЕНДОРФ, перевернулась, и самодержец сломал ключицу. Две недели он пробыл на лечении в Чембаре, и в анналах истории сохранился презабавнейший курьёз.

В Чембар на приём к императору прибыла делегация во главе с пензенским губернатором Александром ПАНЧУЛИДЗЕВЫМ (сыном Алексея ПАНЧУЛИДЗЕВА, наверно, самого известного после СТОЛЫПИНА саратовского губернатора. — Авт.). Николай Павлович оглядел испуганные лица провинциальных чиновников. Те вытянулись по швам, выстроившись в шеренгу по старшинству; на их мятых парадных мундирах, срочно извлечённых по такому случаю из сундуков, красовались все имеющиеся в наличии награды и регалии. Царь рассмеялся и сказал: «А ведь я вас всех уже видел!» Выяснилось, что точно такую же немую сцену его императорское величество лицезрел в театре в Петербурге: там представляли некую пьесу «Ревизор»…

Доподлинно неизвестно, так ли оно всё было на самом деле, но факт остаётся фактом — Николай I является фигурантом огромного количества исторических анекдотов. Едва ли не рекордного «царского» цикла в российской истории.

 

Смех, грех и чёрный пиар царя Николая

Один из этих исторических анекдотов рассказывает о некоем саратовском помещике, приехавшем в Санкт-Петербург единственно из желания увидеть императора. Николай I, как сейчас сказали бы, был сторонником свободного общения и часто гулял в окрестностях Зимнего дворца в одиночестве, без сопровождения и охраны. В один прекрасный день гость из Саратова встретился с человеком огромного роста, с отчётливой военной выправкой, в офицерской форме и плаще. Помещик поздоровался и спросил, не подскажет ли тот, где он мог бы видеть государя. «Я и есть император всероссийский», — следовал спокойный ответ. Бойкий саратовец не растерялся и воскликнул: «Ой, да что вы, шутить изволите?! Даже мы в провинции знаем, что император со свитой ходит… Если вы, сударь, император российский, то я — император китайский!»

…На следующий день за помещиком приехали и повезли в Зимний дворец. Наконец его привели в огромный роскошный кабинет, где стоял человек огромного роста в военном мундире. «Ваше императорское величество, доставили!..» И на саратовского помещика глянули холодные голубые глаза его вчерашнего знакомца.

История эта варьируется в тех или иных сюжетных очертаниях, но всякий раз утверждается: император саратовского «коллегу из Китая» простил…

Государь был центральным персонажем и куда менее невинных домыслов. Говоря на современный лад, именно он стал первой мишенью информационной войны России и Запада. Одной из наиболее оклеветанных фигур отечественной истории. В дореволюционное время застрельщиком очернения Николая Павловича в Европе и в среде «просвещённых людей» России стал Астольф де КЮСТИН; в советское — цитировался ярый ненавистник царя Александр ГЕРЦЕН. Французский маркиз в книге «Россия в 1839-м» через строчку повторял русофобские мантры: «страна рабов», «бюрократическая деспотия» и т. д., и выставлял крепостное право как явление, характерное только для России (хотя на тот момент форменное рабство сохранилось и в государствах Германии, и в Британской империи. — Авт.). Товарищ Герцен же выставлял напоказ исключительно негативные стороны николаевской эпохи — разгул коррупции и казнокрадства, проигрыш в Крымской войне и т. д. О победе в двух войнах — русско-персидской (1826-1828) и русско-турецкой (1828-1829), о территориальных приобретениях (например, присоединении Закавказья), об успехах в экономике и развитии транспорта скромно умалчивалось.

P. S. Я не случайно вспомнил об этом государе в канун Дня знаний. При Николае Павловиче отечественная образовательная система выросла в разы — в частности, в сегменте военного, технического и массового начального образования. Один из фирменных анекдотов о Николае I гласит: «К царю пришло прошение от некоего заботливого отца, который просил принять сына на обучение в столичный институт. Автор прошения вспомнил, что императора именуют «Августейший», а так как дело было в начале осени, то начал письмо так: «Сентябрейший государь!..» Николай наложил на прошение резолюцию: «Непременно принять и учить хорошо, дабы, выучившись, не был таким дураком, как отец его!..»

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №36 от 31 августа 2016

Заголовок в газете: Школа самодержавия

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру