Единственное, что потрясает: как такое неоспоримое свидетельство могло попасть в руки адвокатов и журналистов? Руководству Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) и Следственного комитета (СК) не осталось ничего другого, как принимать меры к сотрудникам-садистам, которые, кстати, сами себя и снимали на портативные видеорегистраторы. Неужели такие же кошмары постоянно происходят в ИК и СИЗО нашего региона? Сообщений об этом в последние годы было множество. Правозащитники уверяют, что при слове «Саратов» российские зэки цепенеют от ужаса. Наш корреспондент попытался узнать мнение компетентных людей по этому поводу.
«Тюремщики — люди с изменённым сознанием»
Я решил начать с тех, кто недавно вышел на волю и хорошо помнит прелести жизни в зоне. Моей первой собеседницей стала бывший заместитель министра инвестиционной политики Саратовской области Гелена АЛЕКСЕЕВА. Дама из правительства в 2013 г. была осуждена по обвинению в посредничестве при коммерческом подкупе и провела в заключении в общей сложности 2 года и 3 месяца — сначала в СИЗО, затем в колонии. Правда, после суда её направили не в саратовскую, а в мордовскую зону (там знаменитые ещё с советских времён ИК для женщин и для «политических»). Но Гелена Вячеславовна уверена: тюремщики везде ведут себя в принципе одинаково.
— Перед всей системой мест лишения свободы России стоит только одна задача — сломить волю человека, всячески его унизить, опустить ниже плинтуса. Никакого отношения к исправлению это не имеет. Цель — не оставить даже следа от человеческого достоинства.
Конечно, я видела таких осуждённых, которых необходимо изолировать от общества. Но их, по моим наблюдениям, не больше 20 процентов. Остальные оказались «за колючкой» или по недоразумению, или в угоду чьим-то интересам. Но это отдельная тема.
Чем отличается человек от животного? Чувством сострадания. У людей, которым государство доверило контроль за жизнью осуждённых, это чувство отсутствует напрочь. Они получают удовольствие, когда пытают, унижают, насилуют. Тюремщики — люди с изменённым сознанием. Где гарантия, что, привыкнув к безнаказанности, они не начнут «отрываться» на других людях уже вне зоны?
Пытки в зоне — не обязательно удары дубинкой и подвешивание в наручниках. Например, у нас практиковалось такое наказание: девчонок, которые хотели вынести хлеб из столовой, заставляли на плацу съедать несколько буханок. А другие должны были, стоя в строю в 30-градусный мороз, смотреть на это! Это длилось не меньше часа. Или из-за того, что какая-то из новеньких, только что вышедших из карантина, не умела шить и не выполняла норму, весь отряд выгоняли на улицу и заставляли долбить лопатами толстый лёд до тех пор, пока не откроется асфальт — зачёт «по последнему». Разумеется, старые зэчки избивали девчонок, из-за которых страдали все, — на то и было рассчитано наказание.
Нередко проштрафившимся запрещали посещение душа, которое и так полагалось раз в неделю, — представьте себе состояние женщин, месяцами не имеющих возможности помыться. Сажали в холодный карцер, где распыляли хлорку, от которой щипало глаза и нечем было дышать.
А работа до часу ночи с подъёмом в шесть утра? Что это, если не пытка? В нашем отряде на моих глазах умерла от сердечного приступа женщина, которую не выпускали в медчасть из «локалки», клетки вокруг барака. Не верьте, что осуждённые могут в любое время посещать церковь и клуб в колонии, — свободное перемещение по жилой зоне в одиночку запрещено!
В таких условиях даже животных содержать нельзя — среди них начнётся падёж — не то что людей!
Я спросил Гелену Алексееву, что она думает по поводу приказа начальника ФСИН о создании в каждом регионе специальных комиссий, разбирающихся с заявлениями о пытках.
— Жалоба из зоны может выйти только через адвоката, больше никак. А тех, кто общается со своими адвокатами, и так стараются не трогать, чтобы избежать шума. Комиссий и без того хватает — всяких общественных и наблюдательных. Но их члены не защитники прав осуждённых, а соучастники преступлений тюремщиков, им самим место в зоне. Прежде всего в такие комиссии категорически нельзя включать бывших работников уголовно-исполнительной системы и вообще силовых структур — они не могут быть объективными!
Язык лишён свободы
Поскольку зашла речь об общественном контроле за положением осуждённых, следующим, к кому я обратился со своими вопросами, стал заместитель председателя общественно-наблюдательной комиссии (ОНК) Саратовской области, известный юрист Николай СКВОРЦОВ. По его мнению, случаи применения пыток могут быть где угодно, но выявлять их очень трудно. В этом смысле история с видеозаписью в ярославской колонии считается исключением.
— В ОНК я с конца прошлого года. Незадолго до того меня как члена региональной Общественной палаты пригласили на одно из заседаний комиссии, где присутствовали недавно освободившиеся осуждённые. Они говорили: к «сидельцам» в СИЗО применяют физическую силу и спецсредства, то есть бьют. Мы узнали все фамилии предполагаемых жертв насилия, прошли по камерам, где они содержались. Никто из названных не подтвердил сведений, изложенных их товарищами.
В июне нынешнего года произошёл случай, когда находящиеся в саратовском СИЗО открыто пожаловались нам на сотрудников и назвали имена своих обидчиков. При этом присутствовал заместитель прокурора Саратовской области Андрей Васильевич ПОПОВ. Мы написали заявление в СУ СК, на днях получили ответ, что проводится проверка.
Николай Александрович сказал, что не исключает давления на осуждённых со стороны администрации исправительных учреждений, принуждения их к молчанию во время общения с членами ОНК. Но любое обвинение в адрес сотрудников должно быть доказано, как в случае с пытками в ярославской ИК.
По словам Скворцова, он беседовал с бывшим арбитражным управляющим Дмитрием МИНЕНКОВЫМ, который провёл в СИЗО около полугода. У того не было никаких претензий к ФСИНовцам, только к следователю ГСУ МВД, не разрешавшему свидание с годовалым сыном под предлогом того, что через ребёнка, не умевшего говорить, подследственный может передать кому-то какие-то сведения.
Прозрачность запретной зоны
Маргариту РОСТОШИНСКУЮ в Саратове знают как адвоката и правозащитника. Она представляла интересы осуждённых в нескольких громких судебных процессах по нарушениям их прав в ИК нашей области. Маргарита Валерьевна уверена: беспредел в пенитенциарной системе России можно искоренить.
— Но для этого нужна огромная совместная работа адвокатов, правозащитников, сотрудников правоохранительных органов и, конечно же, ФСИН. А самое главное — система исполнения наказания должна быть максимально прозрачной.
Не так давно на всю страну прогремела история в УИС Саратовской области. Думаю, имя Артёма СОТНИКОВА, заключённого, зверски замученного в ИК-13, известно многим.
В 2014 году осудили пятерых сотрудников этой колонии, а в 2015-м там снова зафиксировали смерть осуждённого. И опять двое сотрудников оказались на скамье подсудимых.
Потерпевших по тому делу было трое. Интересы одного из них я представляла в суде. И никогда не забуду выражение лица одного из подсудимых ФСИНовцев: надменный взгляд, высокомерная улыбка… Итог — за двух избитых заключённых и одного забитого до смерти он получил 10 лет лишения свободы.
Думаю, те, кто принимают таких сотрудников на работу с УФСИН, тоже должны нести наказание.
Ситуация в Ярославле напомнила мне историю в ИК-23 города Красноармейска. Там привлекли к уголовной ответственности четверых сотрудников колонии, избивавших вновь прибывших осуждённых.
Дело было возбуждено так же после появления видеозаписи. Избиение произошло в 2014 году, приговор — в 2017-м. Представляете, сколько всего пережили эти заключённые-потерпевшие за прошедшие три года?
Надо отдать должное, ситуация в Саратовской области значительно улучшилась. Лично я считаю, что это связано с приходом нового руководства.
Всё реже и реже слышу от своих подопечных об издевательствах и пытках. Но я не хочу сказать, что в Саратовской области пытки прекратились. Нет. Просто их стало меньше. Сотрудники становятся осторожнее, понимая, что коллега, такой же ФСИНовец, который одной палкой с ним сегодня бьёт заключённого и ведёт видеозапись, завтра покажет следственным органам это видео и попросит о досудебном соглашении.
Нужна глобальная проверка сотрудников. Я каждого из них проверила бы с использованием детектора лжи. И обязательно каждый раз, когда факт пыток, бесчеловечного отношения установлен, наказание должны нести начальник учреждения и руководитель регионального управления.
Можно только добавить, что детектор лжи помогает не всегда — ярославских тюремщиков ещё год назад проверяли на нём после жалобы осуждённого, которого они позже пытали. Полиграф показал: они чисты как дети.
Глаз за глаз
«Хорошо, что делаем выводы», — сказала в разговоре со мной уполномоченный по правам человека в Саратовской области Татьяна ЖУРИК. Её позицию можно охарактеризовать как «спасение в оптимизме».
— Главное — человеческий фактор. Наверное, должностные лица в колониях, совершая преступления, надеются, что никто никогда об этом не узнает, потому и могут так себя вести. Однако мы видим, как усиливается в наши дни роль общественного контроля, и удалить такую информацию становится всё сложнее. Теперь главное, чтобы сработал принцип неотвратимости наказания, чтобы все, кто участвовал в этом преступлении, понесли заслуженное наказание.
Хорошо, что есть активная позиция адвокатов и общественных деятелей: журналисты имеют возможность бывать на территории исправительных колоний. Хочу надеяться, что должностные лица и в нашей области, и в масштабах всей России сделают нужные выводы. Надо бороться.
Что ж, вера в лучшее всегда защищала от худшего. Только не стоит ли задать вопрос самим себе: так ли нас шокируют картины пыток, да ещё в колонии, где содержат тех, кто не смог «отмазаться» от наказания? Как-то мы уже привыкли к подобным сообщениям, начинаем рассуждать о злоупотреблениях и нарушениях прав вместо того, чтобы называть зверей зверями.
В связи с этим, может быть, стоило бы в колониях для БС — бывших сотрудников правоохранительных органов — ввести пытки как профилактическую меру? Если бы они знали, что с ними станет после приговора, глядишь, и задумывались бы…
Это, конечно, шутка, причём невесёлая.
