«Глаза мои упали на стол, где в пластмассовом стакане стоял кухонный нож». Думаете, что это из сочинения какого-нибудь писателя-абсурдиста, описывающего анатомические подробности? Ничего подобного. Это – цитата из протокола судебного заседания по уголовному делу. Секретарь суда так старательно записал высказывание свидетеля об обстоятельствах преступления, что эти слова стали достоянием нашей истории.
Приведённая выше фраза – только один из множества «перлов» в официальных документах правоохранительных органов, помещённых в коллекцию под говорящим названием «Мозги набекрень» (или «Нарочно не придумаешь»), занимающую больше сотни страниц текста. Собиратель – наш давний читатель, ветеран органов прокуратуры Алексей Морозов.
В марте этого года исполняется 40 лет с того момента, как он, тогда студент юридического института, проходя практику, изучал милицейские уголовные дела. Это и положило начало сборнику различных забавных фраз и ляпов.
«Окончил девять классов семилетней школы», – такие сведения были записаны в протоколе допроса об образовании подозреваемого. И заставили надолго задуматься.
«Гр. Тарлаковский вёл себя в вытрезвителе недостойно, хулиганил, обзывал работников вытрезвителя и милиционеров половыми органами и другими аполитичными словами», – эта конкретизация его действий также впечатляла.
«Самогон я вообще не гоню, а эту брагу поставила случайно», – такое объяснение также впечатлило.
А потом были годы работы в прокуратуре и, между делом, сбор словесных нелепостей и канцелярских вывертов в протоколах, объяснениях, отчётах, релизах, заявлениях, жалобах, приговорах и бог весть в каких ещё документах.
Читать это порой без смеха невозможно. Например, некий работяга, объясняя начальству свой невыход на работу, излагает, в общем-то, уважительную причину для этого. Но сделанное в конце уточнение раскрывает истину и превращает весь текст в хохму. Вот выдержка из объяснительной: «Я прогулял три дня, так как сидел дома с больным ребёнком. Больше я пить не буду».
Попадались и более откровенные объяснения: «Я прогулял десять дней ввиду пьянки, а остальные восемь – без уважительных причин». Оно и понятно. Что может быть уважительнее русской хвори?
Если же руководство этого не понимало и лютовало, то и тут можно было отличиться оригинальностью слога. Например, в заявлении написать так: «Прошу уволить меня по собственному желанию. Если можно, оставьте».
Впрочем, и приказы начальников иногда озадачивали, в том числе некоей мистикой. Вот одно такое распоряжение: «Уволить в связи со смертью по собственному желанию».
Вызывали удивление отчёты о принятых мерах: «Иванову объявлен выговор за недопущение пьянства в быту», «Главному врачу районной больницы приказом министра образования области объявлено замечание». Что не устроило в этом медике министра, занимающегося несколько иными вопросами, осталось неясным. Вряд ли он сам лечился в районной больнице.
«Работникам канцелярии указано на недопущение впредь исполнительской дисциплины», – так оригинально отреагировал один руководитель на замечания своего вышестоящего начальства.
«Иванова Т.В. ненадлежащим образом контролировала свои должностные обязанности», – о сложном внутреннем конфликте этого работника было сообщено в рапорте.
«Ответственность за нарушение правил пользования и причинение библиотеке ущерба незаконно компенсируют читатели», – при этом кто возмещал этому учреждению ущерб, осталось за скобками.
Но не всё так печально. Бывали и мажорные ноты: «Результаты конкурса реализованы изданием приказа об их поощрении». А вот как были простимулированы сами участники состязания «Лучший по профессии» так и осталось загадкой.
«В школе реализуется проект, направленный на внедрение ароматизированной системы мониторинга». Наличие запаха (надеюсь приятного) по мысли автора документа должно было воодушевлять учителей и обучающихся.
В ближайшее время, если вам понравится мы расскажем о других словесных приколах в официальных бумагах, вошедших в коллекцию юриста-ветерана Алексея Морозова.