Легендарному лейтенанту, прославленному одним бунтом и одним романом, — 150

Столетний юбилей революционных событий выносит на волне памяти даже подзабытые имена людей, которые были причастны к смуте начала XX века

Которые, если угодно, стали символом слома прежнего мироустройства, которые задали новые стандарты жизни и борьбы — пусть зачастую и несправедливые, и кровавые. Таков Пётр Шмидт, знаменитый лейтенант Шмидт — спонтанный глава Севастопольского восстания 1905 г., известный не только любителям поглубже покопаться в истории, а и каждому, кто читал «Золотого телёнка».

Столетний юбилей революционных событий выносит на волне памяти даже подзабытые имена людей, которые были причастны к смуте начала XX века
фото ru.wikipedia.org

По большому счёту, по прошествии лет лейтенант остался где-то на периферии истории, и эта фамилия на слуху в основном благодаря знаменитому сатирическому роману. Исторический же Пётр ШМИДТ, если поднять воспоминания современников, — личность противоречивая: его характеризуют и как идеалиста, мечтавшего о мире, где царит справедливость; для других он — патологическая личность, человек психически не вполне нормальный, авантюрист и «бес». 17 февраля лейтенанту Шмидту — 150 лет.

…События в Севастополе были далеки от волжских берегов Саратова, но всегда хватало в нашем городе людей беспокойных и ищущих, которые способны были найти приключения себе на голову в любом уголке страны. Таков Александр ЗАУЛОШНОВ, один из организаторов знаменитейшего восстания матросов на броненосце «Князь Потёмкин-Таврический». 22-летний Заулошнов лично вёл переговоры с командованием Одесского военного округа и числился в списках «главарей» бунта. Арестованного Заулошнова освобождал (из плавучей тюрьмы на судне «Прут») лично лейтенант Шмидт, после чего уроженец села Золотое Камышинского уезда Саратовской губернии товарищ Заулошнов принял участие ещё и в бунте на крейсере «Очаков», возглавленном лейтенантом Шмидтом.

Но обо всём по порядку.

 

Демоны лейтенанта

У самого Петра Петровича была бурная, часто трагикомическая биография и безо всяких «детей» (впрочем, у него был единственный сын Евгений, воевавший за КОЛЧАКА и умерший в бедности и безвестности в 1951-м в Париже). Пётр Шмидт родился 17 (5 по старому стилю) февраля 1867 г. в Одессе в семье, практически все мужчины которой служили в военном флоте: отец дослужился до контр-адмирала, дядя, Владимир ШМИДТ, был полным адмиралом и старшим флагманом Балтийского флота. При наличии таких родственников Петру Шмидту, конечно, были открыты все пути по морскому ведомству. Однако он сделал всё возможное, чтобы это не произошло.

Окончив Петербургское морское училище, Шмидт отправился на Балтийский флот мичманом, где быстро прослыл эксцентричным либералом, противником «палочной дисциплины», человеком разносторонним, но при этом, мягко говоря, странноватым. Один из таких его странных поступков совершенно в духе героев ДОСТОЕВСКОГО — женитьба на некой Доминике ПАВЛОВОЙ, которая оказалась проституткой. Что характерно, Шмидт это знал, но считал её жертвой социальной несправедливости и, женившись на ней, определил таким образом «на перевоспитание». Понятно, что после этой выходки крупное продвижение по морской стезе (где тщательно выбирали спутниц жизни) оказалось для него закрыто. Шмидт бросает службу и переводится в торговый флот

(РОПиТ — Российское общество пароходства и торговли), ходит капитаном ряда пароходов и в свободное от прямых обязанностей время учит матросов грамоте и навигации. Капитана-оригинала — «учителя Петро», как его именовали сами матросы торгового флота, уважали…

В торговом флоте он остаётся до начала русско-японской войны в 1904-м и было отправляется на театр боевых действий на Тихом океане на транспорте «Иртыш», но помощь влиятельного родственника помогла списаться на берег в Суэце (по состоянию здоровья) и вернуться на родину. Далее — Черноморский флот, командование миноносцем «Ай-Тодор», а затем заимствование и растрата корабельной кассы в 2500 руб., разъезды между Киевом и Керчью и поимка во время велосипедной прогулки в Измаиле…. Снова помог дядя.

Но, как известно, совсем скоро Петру Петровичу было суждено навлечь на свою голову неприятности куда худшего и горшего масштаба. Летом он начинает вести пропагандистскую деятельность в Севастополе, а осенью с живостью встречает пресловутый Манифест от 17 (30) октября о введении гражданских свобод (и прочая, и прочая). Шмидт чувствует, что его мечты о справедливости начинают обрастать плотью реальных преобразований, и принимает активное участие в митинге в Севастополе, где толпа идёт к зданию местной тюрьмы и, разумеется, попадает под огонь правительственных войск. 8 убитых, 50 раненых…

Прекраснодушный лейтенант Шмидт потрясён. На похоронах убитых в ходе 40-тысячной манифестации он произносит пламенную речь, которая делает его знаменитым на всю страну. Вот лишь несколько цитат из неё: «Клянёмся им в том, что мы никогда не уступим ни одной пяди завоёванных нами человеческих прав. Клянусь!..» Далее речь Шмидта приобретает прямо-таки библейское звучание, перекликаясь со знаменитым «Нет ни эллина, ни иудея»: «Клянёмся <…> что между нами не будет ни еврея, ни армянина, ни поляка, ни татарина, а что все мы отныне будем равные и свободные братья великой свободной России».

Понятно, что после этих слов П. П. был арестован. Под суд его отдавать не собирались, намереваясь ограничиться увольнением с флота. Не тут-то было. Уже вовсю кипели беспорядки, в ночь на 12 ноября был избран первый Севастопольский Совет матросских, солдатских и рабочих депутатов, и уже на следующий день к Петру Шмидту пришла депутатская комиссия и попросила его возглавить восстание. Как известно, в конечном итоге лейтенант согласился и, 14 ноября объявив себя командующим Черноморским флотом, отправил телеграмму НИКОЛАЮ II — с тем, что «ЧФ более приказы царя не выполняет и требует приказа Учредительного собрания».

Над мятежным крейсером «Очаков», где находится Шмидт и руководители Севастопольского восстания, поднят красный флаг, но уже после полуторачасового боя всё кончено.

…На гребне революции всегда всплывает много пены — людей авантюристического склада, порой откровенных негодяев и проходимцев, порой просто романтиков, не умеющих оценивать реакции; людей взвинченных, неуравновешенных и склонных к неоправданному и гибельному риску. Судя по всему, на высшем уровне власти автора Севастопольской клятвы считали именно таким: «Пётр Шмидт — психически больной человек, и всеми его действиями руководило безумие», — докладывал премьер-министр ВИТТЕ царю.

Так или иначе, но 6 марта 1906 г. Шмидт и трое других руководителей восстания были расстреляны (причём командовал казнью товарищ П. П. по морскому училищу и друг его детства Михаил СТАВРАКИ; за эти-то заслуги его судили 17 лет спустя, уже при Советской власти; он оправдывался и отрицал свою вину, но в эти «ставраки» не поверили и однокашника Шмидта расстреляли. — Авт.). А сразу же после казни лейтенанта на митингах целого ряда революционных партий стали появляться молодые люди, называвшие себя «сыновьями» лейтенанта. Спустя много лет по страницам великого романа забегали другие «дети лейтенанта Шмидта», далёкие от идейности «первенцев» Петра Петровича и просто зарабатывавшие деньги.

 

Саратов: «Шмидт и сыновья»

Фамилия эта в Саратове знаменитая, путь и не имеющая отношения к подлинной личности лейтенанта Шмидта (который в наших краях ни разу и не был). Зато бывал создатель Паниковского и Шуры Балаганова Илья ИЛЬФ. 27-летний сотрудник журнала «Гудок» и будущий соавтор «12 стульев» (1928) и «Золотого телёнка» (1931) прибыл в наш город в августе 1925 г. Он сошёл на волжский берег с борта агитационного парохода «Герцен», рекламирующего тираж крестьянского займа, близ Бабушкиного взвоза. Какой вид предстал его глазам?..

Собственно, отдельные фрагменты береговой панорамы нашего города почти вековой давности кое-где сохранились и поныне: мельницы в псевдоготическом стиле, с башенками, шпилями и живописными флюгерами. Известно, что берег Саратова, одной из мучных столиц Российского империи, изобиловал объектами мукомольного производства — и мельницами, и складами. Значительная часть мельничных громад (достаточно взглянуть на знаменитую Большую мельницу по ул. Чернышевского, 90!) принадлежала товариществу братьев ШМИДТ. Имелся и свой Пётр Петрович: этот владелец колоссального состояния управлял целой «мучной» империей, в состав которой входили не только производственные объекты, но и торговые дома в Саратове и обеих столицах, а также флотилия, состоявшая из шести пароходов, 25 барж, а более мелких судов — без счёту. Всё это изобилие зачастую было снабжено вывесками типа «Шмидт и сыновья», кто знает, быть может, именно эти вывески и эти сыновья подсказали Ильфу идею о «детях Шмидта». Тем более что в первых набросках романа сыновей семеро, а именно столько потомков мужеского пола было у саратовского промышленника Петра Шмидта. И несложно представить, что сталось с ними после революции: имущество было национализировано и частью разграблено, потомков «богатея» раскидало по стране и миру — так, Отто ШМИДТ воевал у Колчака, Фёдор эмигрировал в Германию, Иван ШМИДТ остался в Саратове, где вёл, мягко говоря, скромный образ жизни, подрабатывая на кладбище...

Эти вывески, эти мельницы, эти судьбы вполне могли навести наблюдательнейшего Ильфа на идею. (Взял же он для романа, как полагают иные исследователи, фамилию ещё одного саратовского промышленника — Андрея БЕНДЕРА: вывеска «Торговый дом «Бендер и сыновья» красовалась на нынешнем здании администрации Саратова аж до 60-х годов XX в.! — Авт.) Сопрячь её, эту идею, с именем другого Шмидта. Бедового и непрактичного лейтенанта, который не работал с мельницами, а воевал с ними, подобно Дон Кихоту кидаясь на громаду государства, при этом не имея в голове чётких и законченных идей, а руководствуясь вдохновением и наитием: «Я не вынослив, а потому всё, что я делаю, это не глухая, упорная, тяжёлая борьба, а это фейерверк, способный осветить другим дорогу на время, но потухающий сам», — убеждённо и убедительно напишет сам лейтенант Шмидт в одном из предсмертных своих писем.

Примерно таков же был и один из его импровизированных соратников по крейсеру «Очаков» — Александр Заулошнов, наш земляк. В разное время он побывал под следствием и судом и за восстание на броненосце «Потёмкин», где числился помощником машиниста, и за бунт на крейсере «Очаков». Дальнейший жизненный путь Заулошнова был невесел: Бутырка, затем перевод в Саратовскую губернскую тюрьму и смерть от запущенного туберкулёза в феврале 1910-го… Сейчас о мятежном саратовском моряке напоминают название одной из улиц города, мемориальная доска и бюст Заулошнова в Саратовском индустриальном техникуме (тогда — Александровское ремесленное училище, где он учился) и экспозиция в музее его родного села Золотое…

…Это были люди порыва, а не последовательного созидания; люди штормового ветра, а не мельницы. Но порой им удавалось определить само направление ветра. «Я знаю, что столб, у которого я стану, будет гранью двух разных эпох истории…»

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №8 от 15 февраля 2017

Заголовок в газете: Пётр Шмидт: ветер и мельницы судьбы

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру