Кражу драгоценностей из патриаршей ризницы Московского Кремля, совершённую в феврале 1918 года, называют преступлением века. На самом деле это краже не века, а всей многовековой российской истории. Единственный случай, когда церковные ценности не просто мешками вынесли, а вывезли на подводе.
Стоимость похищенного тогда оценили в 30 миллионов золотых рублей. По нынешнему курсу это будет больше ста миллионов долларов. Воры взяли два старинных Евангелия в окладе из бриллиантов, золотую чашу весом в 15 с половиной килограмм, митру (корону патриарха Никона с крестом из литого золота, украшенным жемчугом и бриллиантами, панагию из перуанского изумруда весом 48 каратов, дарохранительницу в виде церкви с фигурами из золота и золотым крестом с четырьмя сапфирами и ещё множество уникальных вещей из церковной утвари.
Мало того, похитили святыни русской православной церкви – кусочек хитона Христа, гвозди с Голгофы, ризы Девы Марии, мощи святых. У ризницы собралась толпа возмущённых верующих, власти испугались бунта. В условиях начинающейся в России гражданской войны положение для только что появившейся Советской власти, отвергавшей бога, стало очень опасным.
След похищенных сокровищ обнаружился в Саратове. В ресторане «Товарищество» агенты угро заметили мужчину и женщину, предлагавших купить у них золото и драгоценные камни. Будучи задержанными, они признались, что получили это добро от некоего Самарина, фамилия явно вымышленная.
Тогда помощником начальника Саратовского уголовного розыска был Иван Свитнев, начавший службу ещё при царе, до германской войны. Он знал, что Саратов несколько раз посещал московский вор Константин Полежаев, имеющий здесь контакты с представителями местной уголовной среды.
Если в Москве и в Питере полицейские архивы поспешили уничтожить после революции, то в Саратове сохранилась картотека сведений о личностях, известных в воровском мире, и о событиях их биографии. По ней и выяснили, что Полежаев-Самарин купил в Саратове часть дома по улице Рождественской (ныне улица Рогожина). Там рецидивиста и накрыли, заодно обнаружив тайник, где хранились золотые чаши, подносы, блюда, браслеты, около тысячи бриллиантов, кучи жемчуга.
Полежаев признался. что ценности взяты в Кремле, сообщил. что действовал в одиночку и на следующий день повесился в камере. Казалось, все нити оборваны. Но сыщик Иван Свитнев установил, что к делу может быть причастен брат Полежаева, Дмитрий. Он остался последним из четырёх братьев, потомственных московских воров, двое погибли, четвёртый находился в тюрьме.
Похищенные церковные богатства нашли в доме Дмитрия в подмосковном дачном посёлке Красково. Они хранились не только в доме и пристройках, но даже в мусорной куче. Вскоре взяли и самого вора, вернувшегося с крымского курорта.
Задержанный рассказал, что, пользуясь слабостью охраны Кремля (Советское правительство во главе с Лениным переехало туда из Смольного только весной 1918-го), они с братом поднялись к окну ризницы по водосточной трубе, распилили решётку и взломали железные ставни. Драгоценные реликвии воры заворачивали в брезент и сбрасывали вниз. Потом уложили всё в мешки, с помощью лестниц перетащили через кремлёвскую стену на набережную Москвы-реки, где их ждала подвода.
Царский сыщик Иван Свитнев многого достиг в советской милиции. Был начальником уголовного розыска Саратовской губернии, затем Оренбургско-Тургайской губернии, возглавлял Центророзыск Казахстана, в 1930-е годы работал в центральном аппарате угро в Москве. Его дважды награждали золотыми часами, именным революционным оружием, по некоторым данным, присвоили звание Героя Труда.
Но от репрессий его это не спасло. Несмотря на все заслуги его вычистили из органов как чуждый элемент, В 1938 году Свитнева, никогда не бывавшего за пределами России обвинили в участии в заговоре польско-латышских националистов и приговорили к расстрелу. В истории саратовского сыска он остался как непревзойдённый профессионал.
Станислав Орленко
